Дневник безымянного солдата

10 мая 1942 года. Сегодня прибыл на фронт. Моя часть была сформирована в начале весны в Приволжском военном округе, прошла обучение и теперь нас отправили на войну. Пришла и наша очередь защищать Родину… Нас, молодых ребят, большинству из которых не исполнилось и двадцати лет, отправили в район Харькова, но по приезду не расселяли в полевых городках, а отправили прямо на линию фронта. Наверное что-то намечается, хотя нам про это не говорят ничего.

11 мая 1942 года. Сегодня был осмотр боевой готовности войск. Кроме того, нас хорошо покормили, щедро наливали водку – как говорят старшие ребята, которые уже были в бою, это верный признак того, что на днях начнется атака. И верно – солдат может воевать пока он сыт, так что многие пытаются набрать с собой побольше пищи, хлеб расталкивают по карманам, жидкой пищей наполняют всевозможные емкости.

12 мая 1942 года. Утром началась атака. После продолжительного арт-обстрела мы начали выдвижение вперед в сторону Харькова. Не смотря на явную неготовность немцев к обороне, мы несли большие потери. Особенно много потерь в тех соединениях, которые были сформированы на скорую руку, в т.ч. и в нашем. Людям отрывало ноги, руки. Солдаты падали, снова вставали, снова падали. Лёне Гаврилову шрапнелью разорвало живот, и он начал бежать назад, волоча за собой свои внутренности. Но далеко он не убежал, его остановила пуля заградительного отряда. Чекисты идут за нами по пятам, все кто пытается бежать вспять, падают от советских же пуль.

15 мая 1942 года. Наступление продолжается, мы потеряли треть боевого состава убитыми, еще часть ранена, на их места привозят новичков. Спустя три дня боевых действий, особенно в сравнении с новичками, ты уже чувствуешь себя бывалым воякой. Нет страха перед атакой, нет ступора при вражеском обстреле, нет боли от потери товарищей, не мимолетных испугов от свистящих пуль в бою. Очень быстро еще вчера безусые ребята становятся мужчинами, а другие – так и остаются юными и молодыми, будучи жертвой военной мясорубки. Родина требует жертв, и мы жертвуем себя.

17 мая 1942 года. С момента начала атаки мы почти не спали, исключением стала эта ночь. Мы уже почти вышли к городу, немецкие контратаки ослабли, нам дали время отдохнуть. Во сне я увидел мать, своих братьев, отца. Его еще в 1937 году ночью забрали, объявили врагом народа, а мать исключили из колхоза. Для того, чтоб прокормить нас мать каждую ночь шла на колхозные поля и собирала всевозможные овощи, на этом варила похлёбку, на которой мы и жили. А потом меня и старшего брата мобилизовали, больше своих родных мы не видели. Проснулся я от взрыва бомб.

18 мая 1942 года. Крепкий сон оказался очень кстати, нацисты начали свою атаку, а нам пришлось обороняться. Немцы прорвались к нам с тылу, мы терпим большие потери, начинаются проблемы с обеспечением оружием и продовольствием. Старлеи говорят, что есть шансы вырваться с окружения, если начать прорыв прямо сейчас. Мандраж от руководства начинает передаваться рядовым. К вечеру кольцо окружения начинает сужаться, но части все еще не выводят. Верный признак ухудшения ситуация – исчезли заградительный отряды НКВД, они как крысы – первые спасаются с тонущего корабля.

21 мая 1942 года. Сегодня от первоначального состава нашего взвода осталось два человека – я и Гриша Первомайский. Он старше меня на 10 лет, попал под мобилизацию в качестве резервиста, а дома его ждет жена и двое детей. Он тракторист, должен был идти в танковые войска, но из-за высокого роста его забраковали и отправили к нам в пеший полк. Кроме того, мне пришло уведомление, что мой старший брат, который попал в лётный полк, погиб на втором вылете под этим злосчастным Харьковом. Радует лишь то, что когда погибну, мы будем лежать рядом. Бедная моя мать.

23 мая 1942 года. Кольцо окружения закрылось. Нам об этом не говорят, но, судя по тому, что нас гонят на верную смерть в том направлении, с которого мы пришли, командование приняло решение на прорыв. К сожалению, нам это не дает сделать вражеская артиллерия и авиация. Гриша шутит, что скорее у немцев закончатся пули, чем у нас солдаты. Я вижу сотни и тысячи изможденных, замученных солдатских лиц. Мы уже второй день ничего не ели, если не считать засаленных корочек хлеба, которые мы сохранили еще с ужина перед атакой.

25 мая 1942 года. Нам официально объявили, что мы в окружении, и что надо идти в прорыв. Но уже нечем. Людей – масса, а вооружения нет. Командование зачастую проходит сумбурно, и в результате кольцо начинает сужаться. Есть нечего, пить нечего. Сегодня погиб мой последний товарищ на этой войне – Гриша. Накануне он попросил меня, в случае его смерти, найти его жену, и если будет возможность помогать ей всем возможным. Я пытался разубедить его, мол, если мы живы до сих пор, значит не все еще потеряно, но он почему-то был уверен. Наверное, люди чувствуют приближении смерти.

28 мая 1942 года. Официальные попытки вырваться остановлены. Даже если б это было не так – все равно воевать нам уже нечем, нет ни патронов, ни снарядов. Последнюю взрывчатку используют на нашей боевой технике – чтоб она не досталась врагу. В воздухе витает исконно русский вопрос «Что делать?». Немцы остановили шквальный огонь и бомбардировку, теперь они методично идут в наступление, берут в плен или уничтожают советских солдат.

30 мая 1942 года. Я не знаю, что лучше – сдаться или пасть в неравном бою. Я не знаю, зачем погибли мои товарищи, и для чего это война вообще. Не знаю, жива ли моя мать, цел ли мой дом. Теперь мне кажется, что всё должно было быть по-другому, я б закончил училище, пошел на работу, у меня была бы жена и дети. Я мог бы смело смотреть в светлое будущее. Вместо этого я лежу в грязном разбитом окопе, голодный, небритый, без шансов на жизнь, зато с правом на смерть. Итог скорее всего будет печален. Не знаю, вернусь ли я домой, но в воздухе сегодня отчётливо ощущается запах смерти...