История одного лекаря из Тулузы

Впервые моя тяга к врачеванию проявилась за несколько лет до вторжения крестоносцев в середине 1209 года; тогда я едва вступил в прекрасную пору юношества. Как и мой дед, погибший от меча магометанина при осаде Иерусалима, я с божьей помощью научился лечить раны и прогонять хворь. И когда к нам пришла война, я, выросший на рассказах отца о походах на Восток, при поддержке графа Раймона основал в Тулузе госпиталь, чтобы заботиться о раненных и больных, как заботились о паломниках, шедших к Гробу Господню, последователи ордена госпитальеров. Этой цели я посвятил значительную часть жизни и отдавался ей настолько самозабвенно, насколько только было возможно, а прежде всего потому, что в разгоревшемся противостоянии христиане терпели не от руки иноверцев, но от руки своих же братьев, ведомых в невежестве волей жадного и жестокого понтифика.

Со времен Клермонского собора умами людей в целой Европе владела мысль об освобождении Святой земли: и наши отцы, и наши деды и прадеды устремлялись туда под знаменем креста; и даже дети покидали свои дома, как будто очарованные колдовскими звуками флейты гамельнского крысолова... Но теперь то же знамя развевалось под стенами Каркассона, Альби и родной мне Тулузы. Зверства, учиненные армией крестоносцев в Безье, практически свели на нет всякую мысль о дальнейшем сопротивлении. Каркассон и Альби сдались без боя; Тулуза же после продолжительной осады в конце концов была взята Монфором в 15-м году. К счастью, сам я на тот момент уже находился в Англии, куда незадолго до того бежал вместе с графом и его молодым сыном. Впрочем, вскоре мы вернулись с чужбины, и я с прежним рвением возобновил целительскую практику в основанном мною госпитале.

За время же, проведенное при английском дворе, я подробнее познакомился с легендами о короле Артуре, среди которых главным образом заинтересовало меня предание о поисках Святого Грааля. Именно там, на берегах туманного Альбиона, начинается моя история, хотя первой вехи в развитии она достигает лишь спустя много лет — при обороне Монсегюра, ставшего последним оплотом альбигойцев во всей Окситании. Здесь, в усыпальнице рода де Фуа, у пустой могилы Эсклармонды, я вновь вспомнил о чаше, из которой Иисус вкушал на Тайной вечере. Эсклармонду, прозванную Великой, катары почитали как святую, и легенды, сложенные о ней бесчисленными окситанскими поэтами и трубадурами, нередко упоминают ее как хранительницу Грааля, а сама скала Монсегюр, известная в древности как храм Солнца, превращается в них в святилище Грааля. При жизни этой поистине великой женщины была значительно укреплена возведенная на горе цитадель, а под горой были проложены тайные пути, уводившие через Пиренеи в Испанию. Этими-то путями я и бежал в числе немногих монахов и монахинь, когда в феврале 44-го защитники крепости, почти год героически державшиеся в окружении неприятельского войска, приняли решение о капитуляции.

Уже тогда я начал сознавать, что крестовые походы, волнами пронесшиеся по здешним землям, были предприняты отнюдь не для борьбы с катарами-еретиками: война, начатая Римом, очевидно, шла за Грааль, долгое время хранимый в тайне и ревностно оберегаемый катарской церковью как главнейшая ее святыня.

Битва была проиграна. Монсегюр пал. Говорят, более двухсот человек добровольно взошли на костер инквизиции. И я до сих пор славлю небеса за то, что мы, бежавшие из осажденного замка накануне его сдачи, были в тот день достаточно далеко, чтобы не слышать ни криков мучеников, ни страшного запаха горелого мяса. Должно быть, папские псы многих пытали перед смертью, стремясь железом и огнем вырвать столь желанные Ватикану сведения. Что же именно стало им известно, не скажет никто, но стены Монсегюра — о чем я узнал позже — почти повсеместно были разрушены до самого основания фундамента. Впрочем, напрасно, ибо святой чаши, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран распятого на кресте Спасителя, они так и не нашли.

А вскоре, на двадцатую ночь, проведенную под открытым пиренейским небом, на нас напали подкупленные французами баски, еще во время осады не раз нам досаждавшие. Сейчас трудно сказать, шли они за нами по пятам, преследуя по наущению врага, или застали по чистой случайности, а приметив, как воры и разбойники, решили под покровом тьмы поживиться чужим добром, — но так или иначе, благодарение богу, нам удалось от них отбиться, хоть и ценой нескольких жизней.

В ту же ночь, под утро, после того как мы, проведя над умирающими обряд consolamentum и почтив павших, предали их земле, я наконец смог забыться сном. Во сне я видел, как сходит на меня Святой Дух в виде белого голубя, или, скорее, белой голубки, потому как в явившемся мне образе я разгадал присутствие Эксклармонды. Если верить легенде, она обернулась птицей, чтобы унести от преследователей катаров священный Грааль.

Проснувшись, я ощутил невероятную легкость, как если бы действительно был благословлен божественным прикосновением, и все же большого значения увиденному и испытанному не предал. И только через год, в Тулузе, где не бывал вот уже двадцать с лишним лет, мне наконец открылась истина. По возвращении домой я первым делом привел в порядок и снова открыл госпиталь, вероятно закрывшийся вскорости после моего отъезда. Так — жизнь вернулась в старое русло, и после всех гонений и странствий мне начало казаться, будто я никогда и не покидал стен родного города. Многое здесь оставалось прежним, но многое изменилось: люди, познавшие ужас пришедшей сюда войны, теперь боялись открыто исповедовать свою веру, да и новый граф Раймон, которого в последний раз я видел в 22-м, еще при жизни его отца, более чем прохладно относился к идеям альбигойцев. Я же, напротив, нашедший себя в гонимой религии, не скрывал своей симпатии по отношению к еретикам и, как прежде, охотно помогал тем из них, кто нуждался в моей помощи. И вот в один день, промывая настоем из окопника берцовую язву старика, я вдруг притронулся к ней непокрытой ладонью и, к вящему своему изумлению, заметил, что она начала исчезать прямо на моих глазах. Всего через каких-то полминуты от кожных повреждений не осталось и следа. Прошла боль, вернулась чувствительность. Старик крестился и называл меня чудотворцем. А уже следом за ним ко мне шли прокаженные и больные другим недугом.

Наверное, я и впрямь был благословлен небесами, но равно проклят католической церковью. За мой дар одни прославляли меня, другие из зависти и неверия клеймили шарлатаном и колдуном. И когда осенью 49-го скончался граф Тулузский, под чьей защитой я дотоле находился, мною открыто заинтересовалась инквизиция. И вот я опять брожу по дорогам, в который раз покинув милый мне край, а между тем и сам уже не так молод, как когда-то был. Я могу залечить раны и прогнать хворь, но остановить старость, увы, бессилен. С каждым днем мое уставшее тело все больше ноет под бременем скитания, и, знаю, мне не будет покоя, пока стоит папский престол. Не вправе отказаться от дарованной мне судьбы, я не смею скрываться, как трус, и продолжаю помогать людям, но не все из них готовы принять чудеса, которые, по божьей воле, я творю для них. Клевета тенью крадется за мной, и в каждом ночном шорохе, в скрипе дверей и прогнивших ступенек под старыми половицами мне слышится тяжелая поступь чьих-то отдаленных шагов. Вздрагиваю и тут же засыпаю тревожным сном, в котором порой вижу себя у Поля Сожженных, с чашей Христовых Страстей в побелевших старческих руках.

2016, март

ПРИМЕЧАНИЯ

...вторжения крестоносцев в середине 1209 года...: Не сумев вернуть катаров — представителей христианской секты — в лоно католической церкви, римский папа Иннокентий III инициировал т. н. Альбигойский крестовый поход, направленный на искоренение ереси на юге современной Франции, в области Лангедок. В результате ряда военных кампаний большая часть Окситании отошла французской короне.

Магометанин — устаревшее слово для названия приверженцев ислама.

...при осаде Иерусалима...: имеется в виду непродолжительный штурм 1187 г., в итоге которого мусульманский лидер и полководец Салах-ад Дин занял город, почти целый век до того находившийся под властью крестоносцев и бывший столицей созданного ими Иерусалимского царства.

Со времен Клермонского собора...: именно страстная проповедь папы Урбана II, состоявшаяся в ноябре 1905 г. на церковном соборе во французском городе Клермоне дала толчок для начала первого крестового похода (1096—1099).

Гамельнский крысолов — персонаж средневековой немецкой легенды. Играя на волшебной флейте, за обещанное магистратом вознаграждение освободил город Гамельн от наводнивших улицы крыс. Но магистрат не сдержал обещания. Тогда через некоторое время музыкант снова появился в городе, и под звуки флейты к нему сбежались околдованные дети. Он вывел их за городские стены и утопил в реке.

Зверства, учиненные... в Безье...: Когда в начале похода летом 1209 г. армия крестоносцев подошла к Безье — первому крупному городу на их пути, на вопрос, как отличить катара от католика, папский легат Арно Амори ответил: «Бейте их всех, ибо Господь познает своих!» Было вырезано более 7 тыс. жителей, а сам город был сожжен и разграблен.

Монфор: Симон IV де Монфор — военный лидер похода.

Альбион — древнейшее название острова Великобритания.

Тайная вечеря — последняя трапеза Иисуса Христа со своими ближайшими учениками, во время которой он установил таинство причащения и предсказал предательство Иуды Искариота.

Баски — народ, населяющий территории северной Испании и юго-западной Франции.

Consolamentum — единственное таинство, практикуемое катарами. Совершалось дважды в жизни: при крещении и перед смертью.

Поле Сожженных — поле у подножия Монсегюра, где 16 марта 1244 г. в огне приняли смерть не пожелавшие отречься от своей веры более двухсот альбигойцев.