Последний отрывок

...

14 июня 1942. Сегодня в боевых действиях на нашем участке небольшое затишье. Вдали звучат раскаты, похожие на грозовые - немецкие пушки упорно пытаются выбить четвертую роту, укрепившуюся на холме. Ждем команды, чтобы поддержать своих.

15 июня 1942. Команды на выступление все не приходит, а отдаленные залпы звучат все ожесточеннее. Солдаты волнуются и обеспокоено вглядываются в темное небо, грозно нависшее над высушенной летним зноем землей. Молодой лейтенант Окунев по мере сил успокаивает солдат, но я вижу, что ему непросто сохранять спокойствие, когда он вглядывается туда, где сражаются и гибнут наши соотечественники.

16 июня 1942. Ночью рядом с нами раздался грохот. Многие выбежали из палаток, вцепившись мертвой хваткой в оружие, но это была просто гроза. Постояв немного под медленно падающими вниз каплями, все разошлись, но до утра дозорные смотрели в темную ночь вдвое зорче обычного. К утру дождь не прекратился и нам пришлось пробираться по грязи, в которую быстро превратился весь лагерь.

Поздно вечером появился подполковник Васин. Его машина завязла возле реки, и ему пришлось добираться до нашего расположения пешком, о чем свидетельствовали измазанные в глине сапоги и разодранный колючками китель. Он привез нам указания оставаться на позициях и, быстро переговорив с лейтенантом, поехал дальше на грузовике снабжения, туда, где шли боевые действия, и где он должен был принять командование. Солдаты провожали его пожеланиями доброго пути.

18 июня 1942. Вчера, как и сегодня, небо было затянуто хмурыми тучами. К вечеру все собирались у костров и пели песни. Сегодня сослуживцы где-то откопали неплохой баян и попросили меня подыграть на нем, зная, что в родной деревне я часто выступал на праздниках. Пели долго, я даже вымотался к концу, сказалось долгое отсутствие практики. Но я продолжал играть, видя, как моим товарищам становится лучше от музыки, напоминавшей о довоенных временах. О грустном старались не вспоминать; пели походные и веселые, ободряющие задумчивых нынче людей, песни. Вспомнили и несколько гимнов.

Правда, это временное затишье похоже на тишину перед ураганным шквалом...

19 июня 1942. Наше временное безделье было прервано двумя авианалетами. Похоже, что немцы что-то затеяли и теперь подготавливают свое наступление.

Сегодня в нашу часть прибыл батюшка Кирилл из ближайшего прихода (увы, я запамятовал название, надо будет спросить кого-нибудь). Он благословил полевые орудия, стоявшие батареей на невысоком холме, и начал ходить среди солдат, подбадривая их и обстоятельно отпуская грехи. На ночь он решил остановиться у нас, разумно опасаясь немецкой авиации, вновь замелькавшей в темнеющем небе.

20 июня. Поздним вечером ребята из дозора схватили вражеского разведчика. Они даже не успели толком предупредить остальных, как буквально из ниоткуда вылез многочисленный отряд одетых в серое фигур. Завязалась перестрелка. К обеим сторонам подошли подкрепления, в наступивших сумерках завязалась нешуточная битва, в которой перевес мог оказаться на любой стороне. В данном случае такой перевес оказался у нас:

- Стреляйте точнее! - разносились по всей позиции призывы отца Кирилла. - Немцы тоже люди, а Господь ведь нам наказал: "Не мучайте никого зазря"! Точнее их бейте, точнее!

Солдаты слушали его и, скупо улыбаясь, с новыми силами бросались в бой.

Стрельба продолжалась больше часа, а потом немцы все-таки дрогнули и отступили в густой лес, зализывать раны.

Видимо немецкое командование решило сначала ослабить наше внимание и силы на фронтовой линии многочисленными точечными ударами по холмам, а потом окружить сдерживающий их там "кулак" войск, просочившись сквозь ослабленные отряды прикрытия к северу и западу от гряды...

На нашем участке все успокоилось и, после определения дозорных, все медленно разбрелись по своим палаткам. В ночи еще долго слышались звуки перестрелки, и я беспокойно ворочался с боку на бок, не засыпая. Потом пальба прекратилась и я все же провалился в забытье.

21 июня. Утром к нам прибыл подполковник Васин. Голова его была перебинтована, а не скрытый под повязками глаз устало оглядывал следы вчерашнего сражения.

- Холмы удержали, - скупо сообщил он собравшимся солдатам, - Вскоре немцы пойдут снова, за холмами они смогли закрепиться и теперь копят силы для атаки...

- Куда вы дальше? - спросил его лейтенант через некоторое время.

Подполковник выразительно пожал плечами:

- Сам не знаю, может, перекинут на другой опасный участок; к холмам уже подъехали чины повыше моего, - горькая улыбка на миг исказила его усталое лицо.

*следующая страница оторвана, сохранились лишь отдельные буквы*

27. Немцы снова наступают. Зло и ожесточенно. Мы так же ожесточенно даем им отпор, точно стреляя из размокших от дождя траншей. Заканчиваются патроны. Я, временно назначенный сержантом, хожу и подбадриваю солдат, выживших в этом непрекращающемся бою. Усталые, грязные и малочисленные, они по-прежнему стойко держатся, не допуская и мысли об отступлении.

Ночью скончался раненный вечером Окунев. Скорбеть о многих хороших людях, лежащих теперь в земле, уже просто не осталось сил... Мой односельчанин Иван Косарев, геройски бившийся с немцами в захваченном было окопе, выживший в пекле, которое было вчера, когда немцы непрерывно поливали нас снарядами из орудий, теперь лежал рядом. Еще полчаса назад шальная пуля попала ему точно в лоб. Не выдержала даже тяжелая каска... Сержант Дёмин, старый вояка, двужильный и язвительный... Он ведь почти успел среагировать, когда в его окоп упала граната. Мишка по прозвищу Хват, Олег из Вологды, Павел с Костромы... Жаль. Как их всех жаль...

В родном селе у меня осталась жена Ирка и годовалый сын Олег. Их черно-белая фотография, где рыжие волосы любимой стали почти каштановыми, греет мне душу и сердце, я хочу надеяться, глядя на нее, что скоро война закончится, и мы заживем счастливо, но... У меня странное чувство обреченности перед следующим боем. Не знаю, вернусь ли я домой, но в воздухе сегодня отчётливо ощущается запах смерти...